Раннеэллинистический период
IV в. до н.э. – это период наибольшего расцвета Боспорского царства. Значительно снизилась угроза со стороны варварских племен, а в начале нового столетия Спартокиды увеличили территорию государства за счет Нимфея и Феодосии, а также за счет земель соседних варварских племен. Инскрипции (практически только они) являются основным источником информации также и о характере связей Боспорского царства с остальной эллинистической ойкуменой. Кроме декретов немаловажную роль в этом ряду играют надгробные надписи[1]. В этом контексте Спартокиды представляются как крупнейшие экспортеры на рынке зерна той эпохи. Панэллинистический характер этой торговли прекрасно иллюстрирует фрагмент речи Демосфена против Лакрита[2]. В торговле зерном с Боспором и Ольвией помимо афинян учувствовали купцы из Фаселиса, Эвбеи и Галикарнаса. На Боспор привозилось вино, а обратно отправлялось зерно. Это находит выражение в массовой керамике, а особенно керамических клеймах. Однако в IV и III вв. до н.э. в них преобладают (насчитываются тысячи) прежде всего изделия из мастерских Синопа[3]. Такая интенсивность торгового обмена предполагает очень активные связи между Боспорским царством и Синопом, Гераклеей и другими городами на южном побережье Черного моря. Эпиграфический материал подтверждает это предположение – достаточно сопоставить стелы с эпитафиями граждан Синопа[4]. Кажется после падения Афин, а особенно после появления птолемеевского конкурента на рынке зерна, эти связи стали особо значимыми. Эпиграфически подтвержденное присутствие граждан Синопа[5]. Это можно интерпретировать как очевидную, с исторической точки зрения, утрату влияния, в том числе культурного, со стороны Милета и в более широком смысле Ионии. Несомненно, в V в. до н.э. афинское влияние должно было быть здесь очень сильным, хотя бы из-за политического доминирования и роли Афин как центра культуры и искусств. Это влияние заметно также и в языковой сфере в форме аттикизмов, которые можно найти на некоторых инскрипциях того периода[6], или примерах использования стойхедона[7]. Несмотря на то, что период афинского доминирования длился относительно недолго, он привел к постепенному исчезновению как ионизмов, так и доризмов из языка боспорских и причерноморских греков. Вероятно, именно тот период можно считать началом понтийского диалекта. И если языковую эволюцию можно проследить, то не существует никаких неопровержимых доказательств, которые позволили бы установить, каким путем в IV веке попадали над Боспор Киммерийский новейшие культурные веяния, в том числе литературные. На основании нескольких сохранившихся инскрипций, упоминающих граждан Синопа[8]. Тем временем Милет частично восстановил свои силы после победы Александра над персами и в новой ситуации попытался возобновить связи со старыми колониями. Тот последний факт в меньшей степени касался Боспорского царства, по крайней мере не наблюдается следов этого процесса в инскрипциях[9]. Однако общая ситуация была таковой, что ни одно греческое государство или причерноморский город не могли самостоятельно защитить свои интересы в противостоянии с крупнейшими эллинистическими монархиями. Это касалось особенно западной части региона, но, безусловно, и Боспорское царство, несмотря на большую силу и отдаленность, сталкивалось с аналогичными проблемами. О его большей независимости может свидетельствовать принятие 1000 граждан осажденного Лисимахом в 310/9 г. до н.э. Каллатиса боспорским царем Евмелом[10]. Он не только принял беженцев, но и предоставил им землю для основания города. Это одно из немногих исторических событий Боспорского царства, упомянутых в литературных источниках. По словам Диодора, Евмел значительно расширил границы государства, заняв земли соседних варваров и заручившись поддержкой греков благодаря борьбе с кавказскими пиратами и эвергетизму в отношении полисов. Эта попытка объединения понтийских греков закончилась неудачей со смертью царя всего лишь после пяти лет правления.
После гибели Лисимаха в битве при Куропедии, разыгравшейся в 281 г. до н.э., Селевкидское государство стало сильнейшей державой в регионе, и против него формировались региональные альянсы, такие как «северная лига» с Византионом во главе, которая до 255/4 г. до н.э. играла порой значительную роль[11]. Тем не менее кажется, что Боспорское царство оставалось на обочине этих событий и не слишком активно участвовало в событиях, разыгрывавшихся над Геллеспонтом, в Малой Азии или Фракии и Македонии. Оно столкнулось с углубляющимся экономическим кризисом и постоянной угрозой со стороны сарматов. В (эпиграфических) источниках можно найти только подтверждение продолжающихся отношений с Каллатисом и постоянной поддержки южно-понтийских городов. В то же время это период, когда эпитафии начинают появляться в большем количестве, а инскрипции вообще играют основную роль в воспроизведении хода событий. Археологический материал позволяет утверждать, что несмотря на кризис главную роль по-прежнему играли хозяйственные связи с городами Южного Причерноморья, хотя центр тяжести со временем сместился в сторону Синопа[12].
Но это не единственное направление связей. Чрезвычайно интересными представляются свидетельства интенсивного присутствия египетской культуры в бассейне Черного моря в целом и в Боспорском царстве в частности. Прежде всего, здесь появляется культ Сераписа[13], но существует также множество других свидетельств влияния птолемеейской культуры[14]. Однако, преобладающими по-прежнему являются следы влияния культур, расцветающих в Малой Азии, с особым участием варварской составляющей[15]. Помимо археологического материала, мы вновь должны быть благодарны эпиграфическим источникам. Благодаря ним известно, что архитекторы приглашались из Византиона[16], а врачи из Кизика[17] и Тенедоса[18].
Все эти данные – как археологические, так и эпиграфические – склонили Ю. Виноградова использовать термин «понтийское культурное койне»[19]. При этом он имел в виду, что все доступные источники доказывают, что в эллинистический период причерноморские города были связаны друг с другом наиболее тесно. Одним из ключевых аргументов в данном случае является сходство представлений на надгробных стелах и, как указывает Л. Роберт, лексическое сходство языка декретов[20]. Однако фактом остается то, что эти рассуждения лишь в незначительной мере касаются Боспорского царства. Но их, определенно, можно рассматривать в более широком контексте всего региона.
[1] Ср. Виноградов, 1987 а, с. 31–32; Twardecki, 2009, где собраны эпиграфические материалы, касающиеся присутствия чужестранцев на Боспоре. Из литературных источников можно привести Деиноса 1, 43 и Демосфена 20, 31–33 (освобождение от уплаты таможенных пошлин)
[2] Демосфен 35, 10–23
[3] Alabe, 1986, с. 375–380
[4] CIRB 124 – эпитафия Клеопатры, гражданки Амиса
[5] Ср. с краткой, но точной характеристикой ольвийских инскрипций у Виноградова и Карышковского, 1976, с. 256
[6] Ср. Виноградов и Русяева, 1980, с. 25 f, где приведены примеры
[7] Один из самых ранних примеров – это IOSPE I2 164. Здесь, однако, посредником был определенно Милет; ср. Виноградов, 1979, с. 77
[8] Ср. Sztefan, 1974, с. 648–663; Виноградов, 1979, с. 87–91
[9] В число городов, которые связывала с Милетом изополитейя, входили Ольвия, Кизик
[10] Диодор
[11] Проблема этой симмахии еще недостаточно изучена, см. Сапрыкин, 1985, с. 49–61
[12] Брашинский, 1970, с. 164 ф; Mehl, 1987
[13] Pippidi, 1964, с. 108–118=ISM I 5
[14] Виноградов, 1987, с. 49–50
[15] Виноградов, 1987, с. 51
[16] ISM I 65 (перв. пол. III в. до н.э.)
[17] ISM I 26, ср. IOSPE I2 348
[18] Соломоник и Антонова, 1974, с. 96
[19] Виноградов, 1987, с. 53
[20] Виноградов, 1984, с. 52 f, илл. 3 = SEG XXXII 758; Robert, 1959, с. 220 ff